– Подумать только, какой вы правильный! – вспыхнула она, мигом превратившись из нежного котенка в фурию. – Так зачем приехали? Снова просить меня вернуться к матери?

Именно сейчас что-то в Ларином облике напомнило ту, что стояла ночью на смотровой площадке над телом актрисы Щукиной. Рахманов изо всех сил погнал прочь видение.

– Нет, – он качнул головой. – Хотя разумнее всего вам и впрямь было бы вернуться домой. Меня удивляет, отчего Юлия Николаевна до сих пор не пришла за вами сама. Она в дурных отношениях с Ордынцевыми?

Лара помедлила, прежде чем ответить:

– Нет, насколько мне известно. По-правде сказать, я вовсе не видела, чтобы она хоть парой слов перекинулась с Александром Наумовичем или Даной. Но я уверена, они меня защитят, если Юлия Николаевна вдруг явится за мною!

– Чужие люди защитят от матери? – хмыкнул Дмитрий.

– Представьте себе, да! От этих «чужих людей» за одну неделю я увидела больше добра, чем от Юлии Николаевны за все мое детство!

Рахманов осуждающе покачал головой.

– Что ж, я искренне надеюсь, что вы правы, и вас нынче окружают друзья. И все же будьте благоразумны, Лара. Вы совсем ничего не знаете об Ордынцевых. И об этой женщине, Анне Григорьевне, к слову, тоже ничего не знаете. Ордынцевы убедили ее остаться в усадьбе, не так ли?

– У Анны Григорьевны нет денег, дабы оплатить постой в «Ласточке» – а моя приемная мать, представьте себе, указала ей на дверь! – Голос Лары стал звонче от обиды и возмущения. – Разумеется, Александр Наумович сделал все, чтобы убедить ее остаться у нас.

– У нас? – Рахманов снова хмыкнул, удивившись оговорке.

Лара же отвечать на насмешку не стала – лишь горделивее вскинула голову. Чем снова она напомнила Рахманову ту, что стояла над телом Щукиной. Некстати подумалось, что Лара ужасной смертью актрисы ничуть не расстроена. Да и с чего бы ей расстраиваться, ведь Щукина шпыняла Лару поболе, чем свою компаньонку…

Закончить мысль он себе не позволил.

– О том, что ваша матушка столь жестоко выгнала Анну Григорьевну, вы знаете только со слов Анны Григорьевны, не так ли? – хмуро уточнил он.

– Пусть так, – упрямилась Лара, – но у меня нет причин не верить ей на слово! Как и нет причин подозревать приемную матушку в альтруизме. Она вам стакана воды не подаст, не записав это позже в счет!

Сказав так, Лара замолчала ненадолго – кажется, ей сделалось стыдно за столь злые слова о матери. Когда она заговорила вновь, то голос звучал несколько мягче:

– Анна Григорьевна – она хорошая. Мы сблизились здесь, в усадьбе. Она очень добра ко мне и понимает меня, как никто другой. У меня и впрямь нет причин ей не верить.

Рука Лары непроизвольно взлетела вверх и коснулась золотой цепочки на ее шее. Цепочка удерживала большой круглый медальон, который Лара прятала на груди, за лифом платья. Дмитрий не помнил, чтобы прежде Лара носила такие украшения. Однако среди сбивчивых мыслей Лары услышал, что медальон ей на шею надела именно Анна Григорьевна.

Договорить не успели. Снаружи послышались шаги Харди, и Лара спохватилась, чтобы выйти наружу. А следом и Рахманов. Более задавать вопросов он не стал – не сейчас. С нынешней Ларой все равно невозможно договориться. Она невыносима!

Однако провожая ее взглядом, Дмитрий впервые в жизни поймал себя на том, что любуется в это время не чистой Лариной душой, а ее ладной и вполне женственной фигуркой.

Лара вовсе не была искушенной сердцеедкой, но азы мастерства она усвоила только что: ежели уйти вовремя и эффектно, то уже не важно, о чем вообще велся спор, и кто в нем одержал победу. Господин Рахманов нынче пожирает ее взглядом, Лара это кожей чувствовала.

Просчиталась только в одном – ее выход имел удовольствие наблюдать и Джейкоб Харди.

Он стоял, перегородив плечистым телом тропинку меж валунами, и держал графин с лимонадом в одной руке и пустой стакан в другой. Ларе казалось, стекло сейчас же раскрошится в его побелевших от напряжения пальцах.

Однако Джейкоб стоял и не шевелился. Не шелохнулся он и когда Рахманов решительно и небрежно подошел к нему вплотную, почти толкнув грудью. Нос к носу, глаза в глаза. Джейкоб тверже сжал челюсти, по лицу его пробежала гримаса, словно он боролся сам с собою – но все же с места не сошел.

Дмитрий на это хмыкнул с высока, губы его исказила усмешка.

А Лара, ни жива, ни мертва, боялась вздохнуть, глядя на них. И только твердила про себя: что-то будет, что-то будет…

Нервы ее оборвались, когда стакан в руке Джейкоба и правда треснул – в повисшей на берегу тишине этот звук, казалось, оглушил Лару.

– Джейкоб! – крикнула она, едва владея голосом. – Идите же скорее сюда! Мы не закончили с портретом…

Тот моргнул, словно опомнился, и часто, глубоко задышал. А потом ниже склонил голову и поторопился освободить дорогу. Дмитрий даже головы не повернул на Ларин голос – той же небрежной походкой ушел вверх.

«Да что ж он за человек такой? – жадно цепляясь взглядом за его спину, думала Лара. – Неужто и впрямь чудовище? Неужто это я ошиблась – а Джейкоб говорил правду?»

Лара уже жалела, что затеяла с господином Рахмановым ту игру в лодочном сарае. Ей бежать бы от него подальше, а не рисовать тайком его портреты да мечтать о глупостях.

Однако Лара и теперь, насмерть испуганная, признавала – с нею наедине он совершенно иной, нежели с посторонними. Так когда он настоящий? И отчего даже теперь ей хочется побежать вслед за ним?

Но Лара, конечно, не побежала.

– Вы поранились, – вяло отметила она кровь на руке у Джейкоба. Мысли были заняты другим, но Лара все же предложила: – Идемте, у меня была аптечка…

– Не утруждайтесь.

Джейкоб только сейчас выпустил из рук стакан с бурым уродливым отпечатком, а кровь безразлично растер второю рукой. На Лару он смотреть избегал. Зато, поискав взглядом, надолго остановился на недописанном портрете. Нахмурился. И судорожно начал шарить по карманам.

Лара окончательно растерялась, когда Джейкоб чуть ли не насильно сунул ей в руки пять десятирублевых ассигнаций.

– Как… зачем? – разволновалась она. – Ведь я не закончила! Потребуется еще два или три сеанса…

– Не утруждайтесь, – опять повторил Джейкоб – да так, будто ударил.

– Вам не понравился портрет? Вы обиделись, Джейкоб? – допытывалась Лара и совершенно не желала принимать незаслуженных денег. – Если вы обиделись, что я отослала вас за лимонадом, так простите тысячу раз! Я и сама о том жалею теперь!

Тот поморщился:

– Я вам не подружка, Лариса Николаевна, чтобы обижаться.

Он в самом деле собирался уйти. А Лара впервые за многие дни едва не расплакалась по-настоящему: Джейкоб собирался уйти, а она понятия не имела, как его удержать. И дело было совсем не в портрете или деньгах. Тот как будто почувствовал и сжалился.